Польский философ ясос биба
Ясос мог без устали пересказывать историю о том, как мяч очутился в сетке ворот «Рекреативо» после того, как Хуяла получил пас навесом от Хуивьера Болванеро де лос Твердолобоса. Не пишется. Внимательно изучив текст, профессор Наполиони пришёл к выводу, что ни рекомендации о пользе курения табака во время физкультурных занятий, ни многих других присутствующих в добегулиевском переводе «медицинских» советов, нет и в помине в немецком первоисточнике; единственным материалом, который не был в переводе отсебятиной, оказались чертежи изуверских корсетов Шребера для исправления осанки у детей и приспособлений безумного немецкого учёного для предотвращения неправильного прикуса. Мне нравится : стало художественно.
Катя Белышова. Стасосьян Бухайлер. Катя , Птичка, не дрочи. Катя Белышова ответила Сообществу. Никита Солнцев. Когда японский писатель Твоям Атьсука сформулирует содержимое письма. Данил Мирошниченко. Никита , тем временем русский Ян Ацист записывает имена русскими буквами. Никита , отвали, понел. Никита Солнцев ответил Сообществу. Никита ,. Принц Конде. Не Важно ответил Принцу. Путин , съеби нахуй отсюда ботяра. Никита , скоро. Матье , ыыыы , йа далбаеб каталый оставляет каменталии под записю гадавалой давности ыыыы.
Не , слыш че такой крутой. Не , науич так же. Комментарий удалён пользователем или руководителем страницы. Эль Примо. Во время вебинара ей в чат написали тот самый вопрос. Женщина повторила фразу, но не поняла прикола. Видео распространилось по разным платформам и положило начало второй волне мемов про Ясоса Бибу. Стали появляться видео-демотиваторы по мотива шутки. Суть розыгрыша в том, чтобы заставить человека произнести фразу в нужной форме. Ясос Биба.
Следующий пост. Главная » Мемы » Видео » Вы здесь. Mememaster Возмущённый отсутствием возможности получения высшего образования в своём родном городе, Ясос Биб объявил голодовку: 1 июня года юноша расположился перед генерал-губернаторской резиденцией на Дворцовой площади с плакатом «Восстановите Виленский университет — старейшее учебное заведение Восточной Европы».
Для разгона этой несанкционированной акции, жандармское управление и городское полицейское управление выслали по вооружённому отряду жандармов и городовых , однако Ясосу Бибу удалось скрыться. В итоге полицейские и жандармы избили друг друга, приняв другую сторону за вооружённых бунтовщиков. Воспользовавшись неразберихой, Ясос Биб собрал свои скромные пожитки и бежал в Польшу.
Потасовке жандармов с городовыми была посвящена коротенькая заметка в разделе криминальных курьёзов неофициальной части «Виленских губернских ведомостей». При этом, ни о голодовке Ясоса Бибы , ни о его требовании открыть в Вильне университет в заметке не было сказано ни слова. Напротив, три года спустя, в году, на Дворцовой площади установили помпезный памятник генерал-губернатору Муравьёву-Виленскому , а площадь переименовали в Муравьёвскую. Известный имперец, славянофил и юдофоб Розанов сильно горевал, что памятник его любимому кровопийце и людоеду решили поставить на отшибе от «живых и людных частей» Вильны.
Эти страдания Розанов красочным языком описал в своей статье для газеты «Свет» , в которой назвал преувеличенной и лживой молву о муравьёвских казнях и жестокости, похвалил палача за то, что тот «знал поляков, их робкий, пугающийся дух», и призвал последних раскрыть глаза, облагоразумиться и наконец-то рассмотреть в Муравьёве «не столько победителя, сколько сурового и более всего им нужного дядьку». К стенаниям Розанова прислушались, и в году в здании кордегардии открыли посвящённый «нужному дядьке» музей.
Что касается Виленского университета, восстанавливать его, естественно, никто не собирался. Сойдя с поезда, прибывшего на Венский вокзал в Варшаве , Ясос Биб стал жертвой вокзальных мошенников. Воспользовавшись наивностью молодого иностранца, напёрсточник Кидалбрехт Шуллер предложил Ясосу сыграть в игру в напёрстки. Заинтригованный тем, под каким из напёрстков находится шарик, Ясос внимательно наблюдал за манипуляциями Шуллера с шариком и несколько раз отгадал правильно.
Стоящий рядом подручный Шуллера, Шарль Латен , тоже принимал активное участие в игре: проигрывая одну партию за другой, он каждый раз картинно расстраивался и возбуждённо увеличивал ставки, чтобы отыграть потерянные деньги. Втянувшись в игру, Ясос Биб решил, что хватить играть на Демидов счет и поставил на кон чистые. Окрылённый первым выигрышем, он удвоил ставку и… неожиданно начал проигрывать.
Наивный игрок не успел опомниться, как банда хитрых аферистов обобрала его до нитки. В результате, доплясался, что без хлеба остался, — расстраивался облапошеный вокзальными жуликами юноша. Кому жаловаться — городовому?
Начнёт докапываться — мол, кто таков, откуда прибыл, по какому делу? Не успеешь глазом моргнуть, как окажешься в арестантской ». Успокоив себя мыслями о том, что выигрыш с проигрышем на одних санях ездят и слезами горю не поможешь, Ясос смирился с потерей денег и приступил к поиску крова и пищи. Оставшись без гроша в кармане, Ясос Биб поселился в маленькой деревне под Отвоцком , у старой овдовевшей бабушки, жившей с одним лишь гусём.
Отрабатывая предоставленные бабусей харчи и тёплую постель, Ясос помогал ей по хозяйству: кормил гуся, колол дрова, косил траву, полол грядки в огороде, починил покосившийся забор и выкорчевал пень в саду.
По вечерам Ясос и его хозяйка, сидя на завалинке, лузгали семечки и неторопливо вели беседы. Старушка рассказывала юноше захватывающие истории о любовных приключениях своей молодости и пела незамысловатые частушки, заставляя начинающего фольклориста краснеть и громко сморкаться в носовой платок, чтобы скрыть своё смущение:.
Жирно наше молоко Да болота тописты. Девки тоже о-го-го — Сисясты да жописты. Не ходите, девки, замуж — Ничего хорошего! Утром встанешь — сиськи набок И пизда взъерошена. Пароход плывет по Висле, Дым вонючий стелется.
Девки едут без билета — На пизду надеются. Я, бывало, всем давала По четыре разика. А теперь моя пизда Стала шире тазика. Если я тебе не пара И характер не такой, Вынимай свой хуй обратно И уёбывай к другой.
На опушке два дубочка В памяти осталися: Под одним ебались ночкой, Под другим рассталися. Ясос же, в свою очередь, учил бабусю грамоте и арифметике и отвечал на её наивные вопросы про жизнь в большом городе и за границей. Попутно следует упомянуть, что жанр частушек настолько заинтересовал Ясоса, что он даже начал сочинять частушки самостоятельно. Правда, отсутствие польских корней в его родословной мешало начинающему куплетисту глубоко проникнуть в самую душу частушечного жанра.
По этой причине, большинство сочинённых Ясосом опусов смахивали скорее на неудачную пародию услышанных им от бабуси частушек. К примеру, хитро прищурившись, бабуся подзадоривала юношу:. Я иду к бабусе, братцы, Поболтать о том, о сём. И душевно поебаться И с бабусей, и с гусём. В середине июля в Отвоцк стали съезжаться дачники. На другом конце деревни поселился «человек с огромными усами», как охарактеризовал его Ясос Биба.
Из дома, где остановился усатый дачник, раздавался стук пишущей машинки. Изнывающий от скуки Ясос крутился около этого дома. Однажды он встретил дачника на деревенской улице, поздоровался и сам не заметил, как новый знакомый втянул его в беседу. Только что они не знали друг друга, и вот уже Ясос рассказывает новому знакомому о желании учиться, работе в архиве, учёбе в музыкальных классах, интересе к этнографии и надеждах поступить в Варшавский университет.
Новый знакомый отрекомендовался Ясосу Бибу как Клеменс Шанявский , и Ясос припомнил, что как-то видел в журнале его рассказ. Рассказ был опубликован под именем Клеменс Юноша, но в сноске была указана фамилия Шанявский. Смущённый Ясос сказал, что очень рад знакомству с писателем, а затем набрался наглости и спросил, нет ли у того каких-нибудь интересных книг почитать. Пан Шанявский ответил, что может одолжить Ясосу томик стихов Мицкевича , а затем пожаловался, что медленно печатает, а ему нужно подготовить рукопись к изданию, и предложил Ясосу совместить приятное с полезным и подработать печатанием рукописей, а заодно и почитать.
Ясос с радостью согласился. Так Ясос оказался причастен к изданию повести «Пять книг жития и деяний почтенного Симхи Боруха Кальткугеля» [12]. Тема повести немало удивила Ясоса Бибу.
Пан Шанявский объяснил свой интерес к евреям так:. Наше общество знает посредника, купца, ремесленника, но не знает еврея таким, каким он бывает дома, в школе, в обществе своих собратьев, в молельне.
К этому он добавил, что евреи принимали активное участие в Польском восстании года и могут считаться истинными патриотами Польши. Благодаря новому знакомому Ясос узнал много интересного о хасидизме, цадиках, чудотворцах, каббалистах, скрытых праведниках и всяческих чудесах. В ответ он рассказал, что виленские евреи ничем подобным не занимаются, а в основном, изучают Талмуд, обширные тома комментариев к Пятикнижию и толстые книги по этике, а также пытаются заработать мелкой торговлей или ремеслом.
Это потому, что именно с поляками евреи живут в наиболее полной гармонии! Наши два народа наделены особой миссией и оттого чувствуют особое родство.
Недаром Польша по-еврейски называетася «По-лин», что означает «Здесь ночуй». Писатель посоветовал Ясосу Бибу перечитать поэму Мицкевича «Пан Тадеуш» и обратить внимание на образ корчмаря-цимбалиста Янкеля.
Он рассказал, что перевёл с идиша на польский роман «Путешествие Вениамина Третьего» Менделе Мойхер Сфорима, живописующую реальную жизнь нищих еврейских местечек.
От всех этих рассказов у Ясоса голова пошла кругом. Он сказал, что в жизни не слышал ничего интереснее, и поведал, что хочет заниматься антропологией и фольклором, но только литовскими. Клеменс Шанявский горячо одобрил это желание, но добавил, что жизни народов неразделимы, и, если литовцы, поляки, евреи, белорусы живут на одной земле, то и фольклор и судьбы из неразрывно связаны между собой, так что в любом случае придётся изучать всё вместе. Когда в начале осени писатель вернулся в Варшаву, Ясос решил во всём подражать своему новому знакомому, и для начала отрастить точно такие же усы.
Как-то раз хозяйка пожаловалась своему литовскому квартиранту, что одного гуся в хозяйстве маловато; чтобы жизнь вдовы была не так скучна, было бы здорово, если бы гусей было, как минимум, трое, и попросила Ясоса помочь в строительстве гусятни. Тот с готовностью согласился и через два дня отправился в Блоню на поиски подрядчика. Через неделю пахнущая новой краской гусятня была готова. Отметив сдачу объекта в эксплуатацию шумной попойкой, подрядчики съели практически весь бабусин годовой запас квашеной капусты, выпили имевшийся у неё в наличии подпивок и, получив причитающееся им вознаграждение, укатили на заработки в неизвестном направлении.
На следующий день погода испортилась и невесть откуда взявшийся сильный штормовой ветер сдул бабусину гусятню с бетонного фундамента как серый волк из известной народной сказки сдул соломенный домик поросят. У расстроенной потерей недвижимого имущества и своих денежных сбережений бабуси приключился апоплексический удар , и старушка померла. Прибывшие на похороны сыновья усопшей зарезали гуся на поминки, доели остатки квашеной капусты и, выставив Ясоса Бибу за дверь, заперли дом на замок и уехали восвояси.
Оставшись без крова и средств к существованию, Ясос поступил помощником в кузнечную мастерскую. Спустя некоторое время он освоил кузнечное ремесло и самостоятельно выполнил заказ группы крестьян, которым нужны были шампуры для жарки шашлыка.
Кузнецов в округе было трое: Коваль , Ковач и Ковачек. Коваль и Ковач работали вместе с сыновьями. У Ковачека было пять дочерей от двух до двенадцати лет и восьмилетний сынишка Томек, слепой и хромоногий. К Ковачеку и поступил работать Ясос, ведь известно, что кузнецы работают втроём: один мехи раздувает, двое молотом бьют. Сынишка Ковачека раздувал мехи, а Ковачек и Ясос работали молотом.
Коваль по большей части подковывал лошадей, Ковач изготавливал плуги, косы, ножи и прочие инструменты. А Ковачек делал тонкую работу: изготавливал ажурные решётки, оградки для могил, карнизы для штор и тому подобное. Томек по вечерам играл на суке — инструменте, напоминающем скрипку с расширенным грифом. Поставив суку на колено, мальчик меланхолично водил по нему смычком и пел.
В отличие от старушки-частушечницы, мальчик по большей части пел печальные любовные песни:.
Ты поедешь горой, а я — долиной. Ты расцветёшь розой, а я — калиной. Ты будешь панной в высоком дворце, а я буду ксендзом в белом костёле. А когда мы умрём, добрые люди положат нас в одну могилу И напишут на ней: «Здесь покоится великая любовь»… [13]. От песен мальчика Ясоса пробирала тоска, но он говорил себе: «Терпи.
Ты хотел фольклора? Так вот он, запоминай и записывай. А там и время поступать в университет подоспело. Люблю их ножки; только вряд Найдете вы в России целой Три пары стройных женских ног. Уезжая, Клеменс Шанявский оставил Ясосу Бибу стопку журналов. Ясос читал их зимними вечарми после работы в кузнице.
Среди журналов попался ему номер альманаха «Русские символисты». В нём, на й странице, было опубликовано стихотворение, состоящее из единственной строчки: « О закрой свои бледные ноги ». Стихотворение настолько восхитило и взбудоражило Ясоса, что он потерял аппетит и сон. В течение недели его мозг сверлил только один вопрос: «Чьи это ноги?
Сгрызаемый любопытством, Ясос написал письмо главному редактору альманаха, поэту Валерию Брюсову. Через месяц из Москвы пришло ответное послание Брюсова, в котором тот сообщил, что однострочное стихотворение написано им, Брюсовым, и дал такое разъяснение: «Чего, чего только не плели газетные писаки по поводу этой строки, … а это просто обращение к распятию.
В свою очередь, Ясос поблагодарил основоположника русского символизма за исчерпывающий ответ, выразил своё восхищение и сообщил Брюсову, что в лице Ясоса Бибы тот обрёл не только самого жаркого почитателя брюсовского таланта, но и преданного ученика и последователя. В ответном письме, Брюсов написал, что весьма польщён признанием своего таланта, призвал Ясоса не бояться новаторства и экпериментирования и пожелал успехов на поэтическом поприще.
Между молодыми людьми завязалась переписка, которая продлилась почти четверть века. В сентябре года Ясос Биб поступает на историко-филологический факультет Императорского Варшавского университета по кафедре истории изящных искусств и словесности под руководством академика Амозгитто Заржавелли.
В Варшаве Ясоса Бибу находит письмо от тётушки Далико Добегулия из Кутаиси , в котором она сообщала о том, что её сын, Огого Добегулия , поехал в Афины на первые Олимпийские игры года и там пропал без вести. Приложенная к письму тётушки Далико вырезка из газеты « Кавказ » содержала коротенькую заметку о массовом заплыве на метровую дистанцию в олимпийском бассейне. В заметке рассказывалось о том, что, к большому сожалению организаторов заплыва, финишной черты достигли не все.
Когда мокрым участникам заплыва раздавали махровые полотенца, недосчитались одного человека, которым оказался спортсмен из испанского Хереса-де-ла-Фронтера, Вахвах Доплывулия. Ясос был сильно расстроен известием об исчезновении любимого дяди и огорчён тем, что нерадивые грузинские журналисты переврали имя его бывшего учителя, тренера и мудрого наставника молодёжи Огого Добегулия. Варшава очаровала Ясоса.
Опьянённый колоритом городских площадей и улиц, пропитанных духом свободы и очищенных от городских помоев усилиями генерала Старынкевича , он первые дни беспрерывно катался на конке от Краковского предместья до Праги ; часами стоял на мосту, заворожённо глядя на степенно несущую свои воды Вислу ; гулял от Замковой площади до Мокотува; наслаждался прохладой и смотрел спектакли в летних театрах в Саксонском саду и Лазенках; любовался памятником Копернику работы великого Торвальдсена у корпусов университета; глазел на шикарные витрины на Маршалковской и пропадал в маленьких книжных магазинчиках на Фрета.
Однако снимать квартиру в центре города студенту было не по карману. Поэтому поселился Ясос Биб в бедном квартале города, сняв комнату в двухкомнатной квартире вместе с тремя товарищами-первокурсниками.
Поэтому, чтобы свести концы с концами, отпрыск гамбургских талмудистов Гамбургер занялся репетиторством, подтягивая гимназистов по алгебре и тригонометрии; литовский княжич Черторыльский подрядился давать уроки латыни и обмывать трупы в университетском морге , где читали медицинские лекции; а потомственный шляхтич Франтик Парижский по вечерам бегал по улицам, выкрикивая во всё горло последние новости и продавая прохожим « Варшавские губернские ведомости » и дешёвые бульварные романы в бумажном переплёте.
У Ясоса дела тоже были не ахти: этнографические экспедиции, от которых невозможно было отказаться, требовали серьёзных затрат, и от этого заработанные кузнечным ремеслом деньги быстро таяли. В дополнение, в подмётке левого ботинка образовалась дыра, а старенькое гимназическое пальтишко начало расползаться по швам. Настало время серьёзно задуматься о заработке. Первая пришедшая в голову мысль была об уроках. Вскоре и ученики нашлись — два студента с историко-филологического факультета, заимевшие «хвосты» по древним языкам.
Занятия прошли так успешно, что уже через пару месяцев оба ученика пересдали экзамен, и Ясос снова остался без работы. Франтик Парижский посоветовал Ясосу Бибу давать уроки музыки. В самом деле, уроки музыки в Варшаве были популярны, но и учителей было пруд пруди.
В дополнение, переполненный профессионалами рынок музыкального образования постоянно подвергался набегам полчищ голодных дилетантов, желающих подработать. Ясос сам относился к последним, однако подобная ему братия как раз-то и вызывала особое раздражение студента. Однажды в комнату напротив вселилась молоденькая девица, которая на следующий же день вывесила в парадном объявление об уроках фортепианной игры. То, что доносилось из её комнаты, стало настоящим испытанием для ушей Ясоса Бибы : от завтрака до ужина девица без устали терзала своё плохо настроенное пианино излишне бравурным исполнением шопеновских баллад, сопровождавшимся многочисленными нарушениями ритма и странным интонированием.
После ужина музыкальная вакханалия продолжалась в несколько ином жанре: до поздней ночи в комнате раздавался хор мужских голосов, перемежающийся с выстрелами откупориваемого шампанского, звоном бокалов, раскатистым смехом и женским визгом.
Завершались эти полуночные оратории оркестровыми эпизодами и многоголосым хоровым исполнением эротического охания и ахания. Как-то раз поздно вечером Ясос Биб возвращался домой и, отворив дверь своей квартиры, услышал божественно чудесные звуки, лившиеся из комнаты пианистки.
Не в силах противиться искушению, он на цыпочках подкрался к двери соседки и повернул дверную ручку. Дверь оказалась не заперта. Ясос осторожно приоткрыл её и, засунув голову в образовавшуюся щель, увидел за инструментом незнакомого мужчину. Незнакомец был абсолютно гол. Из своего наблюдательного пункта Ясос мог видеть лишь худую спину и затылок музыканта. Торчащие из спины лопатки ходили ходуном и походили на сложенные крылья летучей мыши.
Пышная шевелюра на голове незнакомца сотрясалась будто стог сена, который ворошат крестьянские вилы. Из-за спины пианиста то и дело показывались его длинные как бамбуковые тростья пальцы и проворно бегали по клавишам, извлекая из них мелодичные звуки, которые пожалуй невозможно была бы услышать даже душе праведника, прибывшей к вратам райского сада. Ясос замер в дверях в полусогнутой позе и, затаив дыхание, слушал.
Доиграв балладу, незнакомец подошёл к незастеленной кровати, молча порылся в груде хаотично разбросанных простыней, одеял и подушек, извлёк из-под неё махровое полотенце и, небрежно замотавшись в него, обернулся. Затем, обратившись к лежащей на подушках квартирантке, строго спросил: «Надеюсь, теперь Вы, мадмуазель, наконец-то поняли, как это надо играть? Изумлённый Ясос Биб узнал в исполнителе великого пианиста Игнация Падеревского , на выступление которого давно мечтал попасть, но не мог ввиду нехватки денег.
Бесплатный концерт закончился, когда проходивший мимо Франтик Парижский снял с плеча мокрое полотенце и шлёпнул им по торчащей из соседской двери заднице приятеля. Совершенно очевидно, что конкурировать с подобными талантами коммерции, как его соседка по съёмной квартире, не было абсолютно никакой возможности. Около года Ясос перебивался случайными заработками: иногда удавалось перевести статью с испанского или французского для ленивого студента, иногда приходилось разгружать вагоны на вокзале.
Потянулись голодные дни, когда трапезы Ясоса и товарищей зачастую состояли из ржаных сухарей и купленной из под полы самопальной зубровки , которая ужасно драла горло и вызывала мучительные колики в желудке. Страдания студентоов усугубляли запахи: на улице их преследовал запах свежего хлеба из пекарни напротив, а с лестницы доносились манящие ароматы тушёной капусты и варёной требухи.
В квартире напротив жил раввин с семьёй. К нему ходили за советом евреи в длиннополых сюртуках и женщины в платках и закрытых платьях. Прямо под раввинской квартирой жил «коммивояжёр», к которому ходили вороватого вида парни с какими-то тюками. Иногда в квартиру коммивояжёра наведывалась полиция, тогда оттуда доносились крики, ругань, но арестом дело никогда не кончалось; ходили слухи, что «коммивояжёр» торгует конрабадным товаром и подкупает полицию, чтобы она закрывала на это глаза.
Первый этаж делили дворник Войцех, молочник Ошер и угольщик Шимен-Вольф. У молочника были лошадь и телега, на которой он каждый день на рассвете отправлялся к поезду за молоком, его жена целый день обслуживала покупателей. Хотя у Ясоса и его товарищей редко находились деньги на молоко или простоквашу, они хорошо знали Ошера-молочника: тот приветливо здоровался с каждым соседом и расспрашивал о делах, он жалел студентов, и, если им не хватало денег на квартирную плату, давал им деньги взаймы.
Угольщик был человек злобный, каждого покупателя встречал и провожал проклятиями, даже уголь отпускал со злобой: швырял в корзину с рычанием: «На, бери и проваливай! Дворник Войцех имел обыкновение напиваться после утренней уборки двора; в особо пьяном состоянии он переставал узнавать жильцов и преграждал им путь с хриплым криком: «Кто такой?
Посторонних не пускать! Вход запрещён! Во флигеле жила старуха по имени Малгожата, которую все называли баба Малгося. Баба Малгося присматривала за маленькими детьми, матери которых уходили на работу. Присмотр заключался в том, что баба Малгося выпускала их во двор играть камешками, прутиками и всем, что попадется под руку, а сама сидела на крыльце и вязала, а когда малыши расшумятся, грозила им спицей и покрикивала: «Ну, вы, пёсьи дети, вот я вам покажу!
В выходящей к улице арке вечно толклись наглого вида парни, которые задирали проходящих мимо девушек и свистели студентам вслед. Улица была грязная и всегда полна народа. Толчея, крики, суета, туда и сюда носились мальчишки с гиканьем и свистом наскакивали на прохожих. Женщины торговали с лотка несвежими овощами, вялой зеленью, подгнившими яблоками и всякой всячиной. То и дело торговки поднимали крик: то у одной, то у другой стащили товар прямо с лотка.
У Ясоса, казалось бы, красть было нечего: за нехваткой денег он не имел и кошелька, а заработанную мелочь тут же тратил на еду; тем не менее, у него из кармана дважды крали мягкий футляр для очков. Особым кошмаром был уличный туалет — холодное помещение, с вечно занятыми кабинками; зимой соседи спускались туда с «ароматными» вёдрами, которые нередко выливали мимо дыры.
Полуголодных студентов спасло случайно обнаруженное объявление в газете: таблоиду « Kurjer Warszawski » «Варшавский курьер» требовались переводчики с немецкого. Франтик Парижский отлично знал немецкий и устроился в редакцию переводчиком, а затем похлопотал за Ясоса, которого взяли переводчиком с испанского после того, как из редакции был со скандалом уволен переводчик Хуанчо Околесиас.
Как выяснилось, испанец был малограмотен, и его переводы не только не соответствовали первоисточникам, но и нещадно перевирали их. Это выяснилось случайно, когда испанское посольство выразило протест в связи с появлением в «Варшавском курьере» заметки о том, что вдовствующая королева Испании Мария Кристина Дезире Генриета Фелицитас Раньера фон Габсбург-Лотарингская скончалась от чахотки, что не соответствовало действительности: испанская регентша была жива и здорова, а от чахотки 15 лет назад скончался её супруг, Альфонсо XII.
После увольнения Хуанчо Околесиаса и приёма на работу Ясоса Бибы , дела с переводами испанской прессы пошли успешно, и после пробного периода Ясоса зачислили в постоянный штат. Со временем, финансовое положение молодых людей стало улучшаться, и вместо сухарей и палёной зубровки на столе появился сначала ржаной хлеб, а потом и анисовая контушовка.
Почувствовав себя богачами, товарищи переехали на Мировскую улицу, в дом с отоплением и удобствами прямо в квартире. Особенно прибыльной подработка оказалась для Ясоса Бибы. Несмотря на то, что золотой век Испании давно закатился и империя находилась в состоянии перманентного анабиоза , всё же иногда происходили всплески безумия, и тогда поток новостей с баррикад Филиппинской революции и фронтов Испано-американской войны года становился настоящей золотой жилой для молодого переводчика.
Переводческой работы привалило так много, что студенту Бибе даже пришлось взять академический отпуск и оформиться в «Kurjer Warszawski» на полную ставку.
На заработанные деньги Ясос справил новое пальто и ботинки, и даже смог пару раз прокатиться в Европу — в Париж, на Всемирную выставку , летом года и в Германию, на эльстеровские железные источники, в году. Жизнь в Варшаве кипела и била ключом. Действовали театры, проходили концерты и выставки. Первые пару лет, однако, Ясос Биб и его товарищи за неимением денег довольствовались чтением библиотечных книг и литературных публикаций в газетах, которые они брали в читальных залах.
Посещали они также литературные кружки, на собраниях которых обсуждали прочитанные книги и показывали свои собственные литературные опыты. Большинство однокурсников и все товарищи Ясоса Биба по квартире зачитывались новеллами и романами Сенкевича. Без конца спорили о том, какой роман сильнее: «Огнём и мечом» или «Пан Володыёвский», спорили о достоинствах «Без догмата», плакали над новеллами «Янко-музыкант» и «Фонарщик на маяке». Казимир Черторыльский носился с идеей встретиться с писателем, Жише-Ехиел Гамбургер вторил ему, но опасался показаться навязчивым.
Тем временем студенты передавали друг другу и зачитывали до дыр экземпляры «Gazeta Polska» , в которой печатался новый роман «Quo vadis». У некоторых варшавян увлечение Сенкевичем переходило всякие границы. Многие всерьёз верили, что все герои романов Сенкевича реально существовали, и отождествляли себя с рыцарями, защищавшими Речь Посполитую. Ясоса особенно развеселила муссируемая газетами новость о массовых протестах против строительства школы в Збараже: протестующие были возмущены тем, что школу собираются строить возле костёла, «где находится могила Подбипенты».
Отдельные поклонники писателя заходили так далеко, что разгуливали по улицам одетые, как персонажи исторической трилогии, а, собираясь вместе, разыгрывали сцены из романов или отправлялись в фотографию и позировали для «живых картин». Другие подражали самому Сенкевичу: отпускали бородки-эспаньолки и старались загореть, чтобы приобрести смуглый цвет лица. Некоторые женщины, пытаясь подражать героиням романа, занимались фехтованием.
Ясос Биб скептически относился к такому экзальтированному поклонению, и называл его «сенкевичеманией». Это, увы, сказалось на его личной жизни: знакомые девушки одна за другой заявляли ему, что «человек, который не понимает всего величия гения Сенкевича, не стоит близкого знакомства». Впрочем, денег на маскарадный костюм у Ясоса всё равно не было.
Однажды, он для студенческого праздника постригся «под горшок» и, завернувшись в простыню, изобразил императора Нерона, но, хотя ему удалось рассмешить публику, успеха у дам не снискал.
Как-то на литературном вечере Ясос Биб познакомился с тремя весьма хорошенькими девушками — сёстрами Эльжбетой и Марией Заблоцкими и их подругой Алицией Полонской.
Девушки был курсистками и снимали втроём квартиру в Муранове. Ясос в этот день был в ударе: говорил о Мицкевиче и о Монюшко, читал свои ранние хокку, вспоминал своего приятеля Гамбургера , переводившего на идиш французских символистов — и явно произвёл впечатление на девушек.
Сам же Ясос не знал, на какую из них смотреть: каждая казалась ему по-своему красивой.
Результатом общения стало приглашение в гости к девушкам на чай. В скудно обставленной квартире курсисток не было картин, но одну из стен украшал не очень умело выполненный пастелью портрет Сенкевича, а на другой висел написанный каллиграфическим почерком плакат. Подойдя поближе, Ясос прочитал следующее:. Я есмь Генрик Сенкевич, который вывел тебя на поле славы всемирной. Огромно Величие Мое. Ясос весело рассмеялся и сказал, что это просто замечательная шутка.
В итоге, не успев досмеяться, Ясос был выставлен за дверь, а вслед ему вылетела его шляпа. Удачно начавшееся знакомство завершилось полным фиаско. В довершение Ясос Биб подвергал сомнению историческую достоверность Трилогии, заявляя, что в романах много фантазийного, и это, скорее, приключенческие романы, чем исторические хроники.
Однажды он в сердцах заявил, что «по сравнению со сценами осады Збаража создатели былин об Илье Муромце, который шапкой валил улицу, а рукавицей переулочек — скромнейшие люди», что чуть не привело к дуэли с Казимиром Черторыльским. Примирил их Гамбургер , заявивший, что, хотя «Хамелюк» был беспримерный злодей и разбойник, да сотрётся имя его, много невинной крови пролили также и польские шляхтичи, и, слава богу, что прошли времена кровавых сражений и ратных подвигов, и пусть они навсегда останутся в эпосе — с этим тезисом согласились оба спорщика.
Черторыльский устремился навстречу своему кумиру. Услышав эту историю, Ясос Биб про себя подумал, что Сенкевич изрядно зазнался, хотя, с другой стороны, кому угодно надоест постоянно общаться с бесчисленными поклонниками; однако вслух он ничего не сказал, чтобы не расстраивать своего друга. В конце октября года, бредя по бедному еврейскому кварталу, в котором он проживал в то время, Ясос Биб встретил на улице интеллигентного вида человека в европейской одежде.
Человек был больше похож на университетского профессора, чем на типичного обитателя Крохмальной улицы и её окрестностей. К удивлению Ясоса Биба , человек тащил корзину с продуктами и вошёл в один из мрачных кирпичных домов, которыми был застроен район. В последующие дни Ясос Биб ещё несколько раз встретил нового обитателя квартала, и в конце концов набрался храбрости и представился заинтересовавшему его человеку. Оказалось, доктор Заменгоф недавно переехал в Варшаву и обосновался в этом квартале временно, надеясь со временем, поработав в качестве офтальмолога, перебраться в место получше.
Как раз в это время у Ясоса Биба и его товарищей выдалось хорошее время, и Ясос зазвал Доктора Эсперанто в кофейню. За чашечкой кофе новые знакомые обсудили проблему мирного сосуществования различных народов и культур. Доктор Заменгоф признался, что отошёл от работы над эсперанто , так как уже не уверен в том, что единый язык может решить проблему напряжённых отношений между народами, однако продолжает в свободное время переводить шедевры мировой литературы на универсальный язык.
Ясос Биб горячо поддержал идею «Lingwe uniwersala» и попросил Заменгофа не бросать проект.
