Веничка ерофеев москва петушки цитаты, Цитаты из книги «Москва-Петушки» Венедикт Ерофеев
Говорят о космонавте Вал. А лишние, бестолковые - нет, не пили. Совесть и вкус — это уж так много, что мозги становятся прямо излишними. Мобильная версия сайта.
Об этом же Ерофеев с грустью пишет в записной книжке — годов:. Все ширится мутный поток унылых, обалбесивающих юбилеев».
И таким образом, быть может, сделать свое существование рядом с ним чуть более приемлемым. Ильич был бы таков, что не смог бы влезть на броневик. Алкоголь как естественный ограничитель — одна из постоянных тем его записей. Пьяный человек мало на что способен, а значит, меньше вероятность, что он совершит какую-нибудь подлость. Идея про Ленина, который напился так, что в самый ответственный момент не смог забраться на броневик и произнести свою историческую речь, похожа на анекдот. Вероятно, именно для этого Ерофеев страницами выписывает цитаты из писем Ленина и Крупской, выбирая самые смешные.
Из этих выписок за два февральских дня года сложилась «Моя маленькая лениниана» — последнее законченное сочинение Ерофеева. И хотя его часто относят к постмодернизму, на самом деле это скорее попытка очеловечить советский официоз доступными писателю средствами.
Собрание сочинений в 2 томах. Все жанры слить в один, от рондо до пародии, на меньшее я не иду».
Об этом же и цитата из «Пер Гюнта» Ибсена, которую Ерофеев выписывает в году:. Пикантность-то и дорога нам, людям, Когда нормальным сыты мы по горло. Привычное нас больше не пьянит. Пикантность, непривычность, неприличность — вот ерофеевская стихия. Она нужна, чтобы поразить читателя, вывести его из равновесия.
А у меня сердце перегорело, и то я ничего не говорю». В таком контексте становится понятна и эта запись. Безнадежность этой ситуации хорошо выражена в записи года на эту же тему:. У них завтра зарплата — а сегодня нечего жрать. А у меня ленинградская блокада». Он в Афинах был бы Брут, а в Риме — Периклес». Писатель имел в виду, что Тихонов стал для него кем-то вроде первого ученика.
Отличительная особенность «Вади» — дремучая необразованность. Он как будто противопоставляет Тихонова известному шутливому описанию интеллигента, который способен отличить Гоголя от Гегеля, Гегеля от Бебеля, Бебеля от Бабеля и далее по списку.
В записных книжках Ерофеева часто упоминается и другой его друг, Игорь Авдиев. Он имел эксцентричную внешность: очень высокий, с длинной густой бородой. Высоким был и сам Ерофеев. Но он длинен, как декабрьская ночь, а я — как июньский день», — пишет сам Ерофеев, с помощью типичных для него сравнений передавая не только сходство в их внешности, но и различие: у Ерофеева волосы были русые, у Авдиева — иссиня-черные.
В основе этих сравнений лежит простой каламбур: длинным часто называют высокого и, как правило, худого человека, но одновременно длинной может быть жизнь — например, советского поэта Джамбула Джабаева, прожившего 99 лет. По утрам и с перепою я сам о себе такого же мнения. Но ведь нельзя же доверять мнению человека, который еще не успел похмелиться!
Зато по вечерам — какие во мне бездны! Пить просто водку, даже из горлышка, — в этом нет ничего, кроме томления духа и суеты. Смешать водку с одеколоном — в этом есть известный каприз, но нет никакого пафоса.
А вот выпить стакан «Ханаанского бальзама» — в этом есть и каприз, и идея, и пафос, и сверх того еще метафизический намек. Почему-то никто в России не знает, отчего умер Пушкин, а как очищается политура — это всякий знает. А лишние, бестолковые — нет, не пили. Жизнь человеческая не есть ли минутное окосение души? И затмение души тоже. Мы все как бы пьяны, только каждый по-своему, один выпил больше, другой — меньше.
И на кого как действует: один смеется в глаза этому миру, а другой плачет на груди этого мира.
Одного уже вытошнило, и ему хорошо, а другого только еще начинает тошнить. Я очень люблю читать! В мире столько прекрасных книг! Я, например, пью месяц, пью другой, а потом возьму и прочитаю какую-нибудь книжку, и так хороша покажется мне эта книжка, и так дурен кажусь я сам себе, что я совсем расстраиваюсь и не могу читать, бросаю книжку и начинаю пить, пью месяц, пью другой, а потом….
Я вообще замечаю: если человеку по утрам бывает скверно, а вечером он полон замыслов, и грез, и усилий — он очень дурной, этот человек. Утром плохо, а вечером хорошо — верный признак дурного человека. Вот уж если наоборот — если по утрам человек бодрится и весь в надеждах, а к вечеру его одолевает изнеможение — это уж точно человек дрянь, деляга и посредственность.
Гадок мне этот человек. Не знаю как вам, а мне гадок. Конечно, бывают и такие, кому одинаково любо и утром, и вечером, и восходу они рады, и закату тоже рады, — так это уж просто мерзавцы, о них и говорить-то противно.
Потому что магазины у нас работают до девяти, а Елисеевский — тот даже до одиннадцати, и если ты не подонок, ты всегда сумеешь к вечеру подняться до чего-нибудь, до какой-нибудь пустяшной бездны…. Нельзя же ехать к бабе и не пить! Да если даже и плохая — все равно надо выпить. Наоборот, чем хуже баба, тем лучше надо поддать!.. А она — подошла к столу и выпила залпом еще сто пятьдесят, ибо она была совершенна, а совершенству нет предела…. Вот еще Гегель был.
Это я очень хорошо помню: был Гегель. Он говорил: «Нет различий, кроме различия в степени между различными степенями и отсутствием различия». То есть, если перевести это на хороший язык: «Кто же сейчас не пьет? Пьющий просто водку сохраняет и здравый ум, и твердую память или, наоборот, теряет разом и то и другое. О необходимости вина, т. Ильич был бы таков, что не смог бы влезть на броневик. Кто создал наше тело?
