Маяковский татьяне яковлевой
А говоря о своей ревности, лирический герой создает целую метафорическую картину: … не гроза, а это просто ревность двигает горами. Я никогда так не сюсюкала: «мамуленька» и прочее, они явно кем-то стилизованы, чтобы не сказать хуже… И почему какие-то люди, которые меня никогда в глаза не видели, говорят о том, что я была причастна к его трагедии? Причем любовь поэта, как и вообще все у Маяковского, захватила его всего, это была поистине «громада любовь». Сама Лиля в то же время меняла любовников, но тройственный семейный союз Маяковского, Лили Брик и Осипа Брика , в котором Маяковский после Великой Октябрьской социалистической революции стал главным кормильцем, оставался неизменным, а Лиля оставалась единственной музой поэта с их первой встречи в году [4].
Беседуя с ней, я всегда это чувствую. А что касается — платонический или нет роман — это не наше дело.
Это дело сплетен» 4. Они беседовали перед микрофоном. Если прислать все наши беседы, то тебе понадобится год, чтобы их прокрутить. Ведь там же восемьдесят ее бурных лет, начиная с глубокого детства Послушай и напиши, где напутано, а там, где она говорит «не помню» или «кажется», если можешь — уточни. Очень обяжешь нас с Таточкой» Преждевременная смерть Шмакова оборвала эту работу, и пленка их разговора пришла ко мне уже после его кончины.
Там так живо звучат голоса двух людей, которых уже нет на свете, — Татьяна Алексеевна умерла в апреле года…. Расшифровка их беседы, которая предлагается читателю, отредактирована в минимальной степени — убраны очевидные ошибки памяти и частые повторения одного и того же.
Это и естественно — пленка всегда несет в себе излишества, которые неизбежно убираются при переносе на бумагу. Важно не выплеснуть с водою ребенка…. В настоящей публикации впервые в печати появляются семь писем В. Маяковского к Т. История их такова.
В х годах Татьяна Алексеевна дала машинописные копии писем Роману Якобсону. В году Роман Якобсон переслал копии этих писем Л. Брик, сопроводив их письмом, где писал: «Купюры … сделала Т. Она была исключительного ума и качества человек. Когда я приехала, у меня был процесс в верхушках легких, и меня лечили. До этого из Пензы я поехала в Москву, чтобы устроить паспорт.
Для визы. Меня туда вызвал французский посол, который устроил все через господина Ситроена. А Ситроен устроил это все ради моего дяди, художника Александра Яковлева. Это было перед его отъездом в Круазье- Муа, Ситроен очень хотел заполучить дядю, и тот сказал: «Хорошо, я поеду, но у меня проблема — у меня в Советской России осталась племянница с туберкулезом, и я хочу выписать ее сюда, и мне это надо сделать до отъезда в Круазье».
И Ситроен ему обещал, — одним словом, это было устроено через французского посла: меня послали лечиться в Париж. Мы жили на деньги дяди Саши, нас было трое — я, бабушка и тетка, тетка работала спазматически, не все время. Она пела с Шаляпиным в «Русской опере», причем костюмы делала за свои деньги. Нет, мы жили вполне прилично, у нас была квартира в пять комнат, на Монмартре.
Недалеко жили Шухаевы, которые все время приходили к дяде и к нам. Бабушку все обожали.
Она занималась хозяйством, но не особенно хорошо готовила… А тетка пела. Яковлев начал зарабатывать портретами, ему дали большой аванс. Потом, когда он вернулся из Круазье-Муа, он вдруг продал все.
Это знаменитая история, накануне открытия выставки — все! Людям нравились его сангины, они их раскупали, плюс его популярность, он был такой… с его шармом, он был исключительный succиs mondain, его уважали окружающие артисты, Бенуа им восхищался…. Мы там пробыли три месяца, я купалась, лежала на берегу моря и усиленно питалась.
Потом я вернулась в Париж и поступила в школу кройки и шитья. Я должна была думать, как в будущем зарабатывать себе на жизнь, я совсем не хотела сидеть на шее у дяди. У дяди был большой друг Зизи де Свирски, он был чудный пианист, но был тапером в кинотеатре. Он не мог выступать как пианист: когда он выходил на эстраду, он всегда падал в обморок. Есть такая болезнь. Он часто бывал у нас, и у него бывал «весь Париж», от Андре Жида до… кого хочешь.
Этот Свирски — мне было 16 лет, ему 46, — он в меня влюбился и страшно мне протежировал. И у него, в общем, я со всеми познакомилась — Монташев, Прокофьев, Шухаев, Кокто, Элен де Софи, принцесса Люсенж, принц Бурбон Пармский… И за мной стали ухаживать все, кто не был педерастом. Я сразу имела большой светский успех, меня много приглашали.
Я быстро заговорила, и акцент мой сильно всех забавлял. Но, конечно, главную роль играла моя внешность. В свете я стала появляться в семнадцать с. Это был й год. Бабушка была очень строгая, я, конечно, надувала ее, как в истории с Вертинским. Но к Свирски меня пускали, так как это был друг дома.
И не Забывай, что у меня был сексапил, это все, ничего другого.
Потом я снималась, не помню, кто мне предложил сниматься в кино. Я снималась в двух фильмах, знаешь, жанр «фигурасьон», тогда еще кино было немым. Потом я снималась на открытках, потом для рекламы каких-то чулок, и по всему Парижу были расклеены афиши — ноги у меня были исключительные…. И Эльза меня видела, но я ее не помню. У меня был бронхит, я позвонила доктору Симону и сказала, что я очень кашляю.
Я прихожу туда, и они уже сообразили, они позвонили Эльзе, и она привела Маяковского. Она ему сказала, что хочет пойти к доктору и чтобы он ее проводил. Он скучал в Париже, хотел вернуться до окончания визы. Эльза делала какие-то бусы из крашеной чечевицы, из негритянского горошка, она их продавала в модные дома — у Арагона не было денег… Они жили в маленькой комнате на Монпарнасе, рядом с отелем «Истрия», где останавливался Маяковский, тоже в крошечной комнате.
И они жили в абсолютной нужде, они не голодали, но снимали мансарду. Они вспомнили про меня, подумали, что можно познакомить Володю со мною и ему будет не так скучно. Он очень любил Эльзу и Арагона, но Арагон не говорил по-русски, Маяковский не говорил по-французски, он просто задыхался — сколько можно было разговаривать с Эльзой?
Я любила его стихи. Во-первых, при мне он глашатаем не был, он был страшно скромный. Во-вторых, я сама только три года как выехала.
Меня это еще не шокировало. Я находила это более или менее нормальным. Не пропустите новый номер Подписаться.
Яковлева Татьяна Все статьи. Катанян Василий Все статьи.
Текст Цитировать. У него много лет был роман с Павловой. Хотите продолжить чтение? Подпишитесь на полный доступ к архиву. Получить доступ. Они не виделись, но факт существования человека, который так ее любит, влиял на все происходящее с ней: так Луна в той или иной степени влияет на все, живущее на Земле только потому, что постоянно вращается рядом.
Она уже не понимала, как будет жить дальше — без этой безумной любви, растворенной в цветах. Но в распоряжении, оставленном цветочной фирме влюбленным поэтом, не было ни слова о его смерти. И на следующий день на ее пороге возник рассыльный с неизменным букетом и неизменными словами: «От Маяковского». Цветы приносили в тридцатом, когда он умер, и в сороковом, когда о нем уже забыли.
В годы Второй Мировой, в оккупировавшем немцами Париже она выжила только потому, что продавала на бульваре эти роскошные букеты. Если каждый цветок был словом «люблю», то в течение нескольких лет слова его любви спасали ее от голодной смерти. Потом союзные войска освободили Париж, потом, она вместе со всеми плакала от счастья, когда русские вошли в Берлин — а букеты все несли. Правда это или красивый вымысел, однажды, в конце семидесятых, советский инженер Аркадий Рывлин услышал эту историю в юности, от своей матери, и всегда мечтал попасть в Париж.
Татьяна Яковлева была еще жива, и охотно приняла своего соотечественника.
Они долго беседовали обо всем на свете за чаем с пирожными. Регистрационная карточка Московского охранного отделения, составленная на Владимира Маяковского после его ареста в году. В этом уютном доме цветы были повсюду — как дань легенде, и ему было неудобно расспрашивать седую царственную даму о романе ее молодости: он полагал это неприличным.
Но в какой-то момент все-таки не выдержал, спросил, правду ли говорят, что цветы от Маяковского спасли ее во время войны? Разве это не красивая сказка? Возможно ли, чтобы столько лет подряд…. Вы ведь никуда не торопитесь? И в этот момент в двери позвонили… Он никогда в жизни больше не видел такого роскошного букета, за которым почти не было видно посыльного, букета золотых японских хризантем, похожих на сгустки солнца. И из-за охапки этого сверкающего на солнце великолепия голос посыльного произнес: «От Маяковского».
Самое пошлое в этой истории то, что она почти целиком выдумана. Да, Маяковский встретил Татьяну Яковлеву в Париже в году и страстно влюбился в нее.
Вопреки фантазиям автора текста, Татьяна прекрасно понимала, что перед ней - большой поэт. Один из их знакомых, видевших их вместе, вспоминал: «Это была замечательная пара… Она восхищалась и явно любовалась им, гордилась его талантом». А сама Яковлева писала тогда матери: «Это самый талантливый человек, которого я встречала, и, главное, в самой для меня интересной области».
Маяковский мечтал, что Яковлева вместе с ним уедет обратно в Москву. Это было маловероятно, потому что всего за несколько лет до того, в году, ее, больную туберкулезом, родственники с трудом вытащили из советской России. Но запретить Маяковскому фантазировать было невозможно.
Позже он писал ей о Советском Союзе: «У нас сейчас лучше чем когда нибудь, такого размаха общей работищи не знала никакая история. Ты способнейшая девушка. Стань инженером. Ты право можешь. Не траться целиком на шляпья. Давай, а! И, как пишет самый серьезный его биограф, шведский славист Бенгт Янгфельдт, «оставил у флориста заказ на букет роз, который нужно было доставлять Татьяне Яковлевой каждым воскресным утром, пока он не вернется. К каждому букету прилагалась визитная карточка со стихами и рисунками на обратной стороне».
Сама Татьяна Яковлева рассказывала Василию Катаняну, что это были не розы, а хризантемы: «Он уехал в Москву на несколько месяцев, и все это время я получала по воскресеньям цветы - он оставил деньги в оранжерее и пометил записки. Он знал, что я не люблю срезанные цветы, и это были корзины или кусты хризантем».
Вот и все: речь шла о нескольких месяцах. Если быть точным, то меньше, чем о трех Маяковский вернулся в Париж 22 февраля года. И после этого ни о какой доставке цветов речь уже не шла. Да, три месяца дарить любимой цветы - романтично, но уже не настолько… Да и не хватило бы у Маяковского средств, чтобы вот так, десятилетиями снабжать Яковлеву хризантемами - он, конечно, не нищенствовал, но и Рокфеллером не был.
Когда в м он уезжал из Парижа, попросил Лилю Брик перевести ему рублей на станцию Негорелое на границе с Польшей: деньги в поездке кончились, ему буквально не на что было возвращаться домой. Нельзя сказать, что Яковлева не любила Маяковского - разумеется, по-своему любила. Но были у нее и «запасные» поклонники дотошный Янгфельдт насчитал в своей книге минимум троих. Одним из них был Бертран дю Плесси, виконт, служивший атташе при французском посольстве в Варшаве.
И за него она вышла замуж в конце года, когда Маяковский был еще жив. Ей стало известно, что он не собирается снова приезжать к ней в Париж советские органы не выдали ему выездную визу, опасаясь, что из Франции в СССР он не вернется; к тому же в Москве у него закрутился роман с Вероникой Полонской, и слухи об этом наверняка дошли до Татьяны. А тут давний ухажер сделал предложение… Впрочем, Яковлева говорила впоследствии о дю Плесси: «Я его не любила. В каком-то смысле это было бегство от Маяковского».
Фантазии о том, что в годы Второй мировой войны Яковлева «выжила только потому, что продавала на бульваре роскошные букеты», а потом рукоплескала союзникам-освободителям - совсем уже бессовестные.
