Хелен миррен калигула фото, хелен миррен в калигуле фото: video Yandex'te bulundu
Этот веб-сайт использует cookies для улучшения взаимодействия с пользователем при посещении веб-сайта. Популярный телеведущий Майкл Паркинсон, представляя актрису публике, процитировал несколько высказываний о ней именитых критиков, в которых содержались выражения, вроде «развратный эротизм». Моника Белуччи и Ума Турман надели одинаковые платья на красную дорожку. Мейсону без труда удается демонстрировать исключительно эстетический интерес к телу Коры, лишь гротескное уродство в лице старой ведьмы клеймит художника «растлителем» — времена «Лолиты» для актера миновали, он столь же невинен, как и его муза. Во всяком случае, пишет Миррен в своих мемуарах, «не при мне».
Патриция — не простая «группи», ее просторное лондонское жилище — прибежище бедных музыкантов и прочих художественных натур, да и сама девушка не чужда прекрасному: еще до завтрака состоящего из грейпфрута и шампанского она предается творчеству, раскрашивая серый кирпич лондонских стен квазибуддистскими знаками: «Это «Омм»! А потом рассказывает о папочке, делающем миллионы фунтов на рабском труде боливийских рабочих.
Это гадко, но восхитительно раскрепощенной и высокодуховной жизни блондинки в расписном балахоне никак не испортит. Про богемных девиц из состоятельных семей Хелен Миррен знала немало: будучи в Стратфорде, она пользовалась гостеприимством загородного дома своей приятельницы, который актриса просила не путать с «колонией хиппи» некоторые путали — потому что там не было никакого беспорядочного секса, никаких наркотиков и, надо полагать, никакого рок-н-ролла.
Во всяком случае, пишет Миррен в своих мемуарах, «не при мне». Впрочем, в более позднем интервью актриса признавалась, что драм молодости ей миновать не удалось: ей пришлось пережить насилие на свидании, а кокаин в ее жизни присутствовал до тех пор, пока она не прочла в газете, что за счет наркоторговли выживали нацистские преступники, вроде Клауса Барбье. Тогда юная Хелен отказалась от наркотиков навсегда. В труппе RSC актриса была занята вполне основательно: после нескольких ведущих ролей и успеха «Возраста согласия» к ней относились очень внимательно.
Не всегда это внимание было лестным: одна за другой в прессе выходят статьи с заголовками, вроде «Секс-королева Стратфорда». Миррен получает негласное прозвище «секс-символа для интеллектуалов» имелось в виду нечто не слишком пристойное, вроде смеси порнографии с Шекспиром. Тогда же было записано одно из самых известных ее телевизионных интервью.
Популярный телеведущий Майкл Паркинсон, представляя актрису публике, процитировал несколько высказываний о ней именитых критиков, в которых содержались выражения, вроде «развратный эротизм». Предупрежденная о теме разговора, Миррен явилась в студию в открытом платье на бретельках, красных чулках и зеленых ботинках.
На вопрос беспокоит ли ее усиленное внимание к ее сексуальности, льстит или раздражает, она ответила: «Ни то, ни другое.
Люди вправе думать, что хотят». Следующий вопрос журналист формулировал неприлично долго, подбирая слова к тому, на что он пялился в ее декольте: «Не мешают ли ваши… физические атрибуты карьере серьезной актрисы?
Ну произнесите же его! Нет, «физические атрибуты» не мешали. В м о ее актерском пути снимают документальный фильм Doing her own thing , она играет в Стратфорде Офелию, стриндберговскую фрекен Жюли и леди Анну в «Ричарде III».
По идее, это роли, за которые театральные актрисы, что называется, «готовы убить». Но Миррен как раз тогда начинает чувствовать некую исчерпанность возможностей, отсутствие перспектив: это не ее роли своих слишком положительных героинь она называет good-goody , что-то вроде «милашек-хорошисток» , это — о, ужас! Она не прочь сменить обстановку самым радикальным образом: по окончании театрального сезона вместе с приятелем едет в Израиль, работает там в кибуце и попадает под обстрел — а потом колесит по всей стране.
Ее всерьез интересуют революционные изменения, происходящие в мировом театральном процессе: хэппенинги Living Theatre , театр Ежи Гротовского; ее привлекают эксперименты, происходящие в малых пространствах в RSC малая сцена появится позже.
Когда Питер Брук переезжает в Париж, где в театре Буф дю Нор создает Интернациональный центр театральных исследований, Хелен Миррен, как только истекает ее очередной контракт с RSC , решает отправиться туда. Родители, друзья, коллеги и агент в шоке — происходящее похоже на «профессиональное самоубийство» — но актриса не намерена останавливаться. С многонациональной труппой Питера Брука в Париже она проводит около года в В репетиционном зале начинается поиск «универсального театрального языка», свободного от любых национальных и культурных ограничений.
Опыт человечества, сконцентрированный в актерском жесте и театральном действии, должен быть лишен текста — из выразительных средств актерам была доступна пластика, звуки и музыка также непривычная, «неконвенциональная». Миррен была отвлечена от этих экспериментов ненадолго — Каннским фестивалем, на который неожиданно получила вызов от Линдсея Андерсона, — тот привез туда «О, счастливчика!
В общем, она была не просто «неправильно одета», она выглядела на набережной Круазетт, по ее словам, как бродяжка, которая ненароком забрела поглазеть на красную дорожку. Линдсей Андерсон самый непримиримый из «молодых рассерженных», последний из оставшихся в строю героев того великого поколения, социалист до мозга костей кричал на свою актрису самым буржуазным образом: «Хелен, ради Бога, веди себя как звезда!
Пережив незабываемый момент прохода сквозь вспышки фотографов на красной фестивальной дорожке, актриса вновь отбыла в Париж, чтобы в тяжком труде на старом репетиционном коврике постигать глубинные премудрости универсального театрального языка.
Вскоре Хелен Миррен вместе со всеми принимает участие в знаменитом бруковском путешествии: труппа едет через всю Африку, показывая свои импровизационные представления в маленьких городах и крошечных деревнях в сопровождении барабанов и разнообразных редких этнических инструментов.
Опыт, который производит на актрису неизгладимое впечатление: она и ее товарищи проехали на грузовичках, останавливаясь на ночь под открытым небом, через Алжир, Нигерию, Бенин, Мали, пересекли пустыню Сахара, играли для двухтысячного собрания племени туарегов «их верблюды выглядели скучающими», — острила Миррен , — устанавливая контакт с аудиторией поверх любых культурных, языковых и политических границ.
Вскоре отдельные импровизационные отрывки, показанные во время африканского вояжа, вошли в знаменитый спектакль «Разговор птиц» по мотивам древней суффийской притчи.
Театр Брука, покинув Африку, переместился в Северную Америку, показывал свое шоу на территории индейской резервации, на улицах Нью-Йорка и, наконец, в зале Бруклинской академии музыки.
Хелен Миррен назвала этот период «самым лучшим и, возможно, самым трудным годом» в своей жизни. Тяжелее всего дались ей вовсе не бытовые лишения, кочевая жизнь и ежедневный труд, а отказ от языка. Она всегда мечтала быть шекспировской актрисой — она стала ею, и теперь утвердилась в своем пути. Ей еще нет тридцати, но она окончательно повзрослела. Напомним, режиссером "Калигулы" стал Тинто Брасс, сценарий написал известный сатирик Гор Видал, а продюсировал проект Боб Гуччионе из журнала Penthouse.
Именно Гуччионе дополнил картину множеством сцен секса с участием порнозвезд, что в сочетании с обилием жестокости и уже существующими эротическими сценами сделало фильм невероятно скандальным. В Ватикане его назвали "непристойным мусором", критики заявили, что это "моральный холокост", а Гор Видал в итоге убрал свое имя из титров.
Когда фильм впервые показали в Каннах, то часть зрителей покинула зал.
Но "Калигулу" перемонтировали, так как было получено 96 отснятого материала и показали на Каннском кинофестивале в разделе "классика". Хелен Миррен присутствовала на показе. И теперь "худший фильм в истории" будет показан во Франции, а следом и во всем мире, если удастся найти дистрибьютора. Монтажом занимался музыкант и режиссер Томас Негован, который нашел архивные материалы в архивах Penthouse и потратил на это три года.
Однако Тинто Брасс, которому уже 90 лет, подал судебный иск, заявив, что новый монтаж испортил его фильм и теперь он не соответствует его видению. И которая, по моему убеждению, не будет отражать мое художественное видение. Как известно, именно процесс монтажа формирует мой личный режиссерский стиль. Если я не могу смонтировать фильм, я не узнаю его и не признаю авторство новой версии "Калигулы".
Мои адвокаты уже этим занимаются", — заявил Тинто Брасс. Те, кто посмотрел новую версию "Калигулы" заявили, что он все еще слишком шокирующий, особенно сцена насилия на свадьбе и эпизод с машиной для обезглавливания. Известный кинокритик Роджер Эберт был среди тех, кто ушел с показов в году и в этом году он высказался исчерпывающе: "Это не хорошее искусство, это не хорошее кино и не хорошее порно".
Напомним, изначально сценарий фильма "Калигула" писал Роберто Росселини. Бюджет фильма составил 22 миллиона долларов. Но на съемочной площадке царил хаос, потому что Бобу хотелось больше откровенности и хотелось настолько, что он ночами приводил на площадку порноактеров и доснимал недостающие, по его мнению, эротические сцены.
Монтировали фильм, в итоге, не в чопорной Италии, а в Англии, потом в Париже, а потом и в Нью-Йорке, потому что все прочие отказывались заниматься порнографическим материалом. Гуччионе не пригласил прессу на премьеру, журналисты ответили разгромной критикой, все создатели фильма судились между собой, но картина в итоге собрала не менее миллионов долларов в прокате.
